Проза
о прозе к
рассказу «16
января 192*»
Это –
не комментарий
для недоумевающего
читателя, но
скорее «опыт
литературы»
(Бланшо), требующий
от автора уяснить
себе кое-что,
избегая аллегорических
толкований,
которые прямо-таки
напрашиваются
в рассказе.
Повествователь
остаётся
анонимным,
неизвестно
и не важно, кто
он такой. Юнец,
у которого
всё впереди.
Действие
происходит
после победы
над иноземным
завоевателем,
которую ещё
не отличают
от поражения,
великой победы
государства
над собственным
народом, когда
миллионы раненых,
искалеченных,
полумёртвых,
полуживых
возвращаются
с полей войны
в эшелонах,
меченых красными
крестами в
белых кружках
вагонов, на
госпитальных
судах, в тряских
телегах, в
колоннах
санитарных
фургонов по
залитым грязью
дорогам.
Вырисовывается,
словно наведённое
на фокус, конкретное
место действия
– город детства,
бывший доходный
дом с его кишечником
– этажами
лестниц, лабиринтами
коммунальных
квартир, коридоров,
кухонь, где
шарахаются
от постороннего
взгляда тени
умерших обитателей.
Что
касается времени,
оно здесь, можно
сказать, главный
герой, распорядитель
происходящего,
о чём и предупреждает
эпиграф из
Элиота; время
– это Будущее.
Будущее
прячется в
будущем; тавтология
оказывается
необходимой
для того, чтобы
описать природу
этой стихии
– незримой
реальности,
которая существует,
ещё не существуя,
и как будто
уже готова
распахнуть
дверь, споткнуться
о порог. Призрачная
прозрачность
надвигающегося
грядущего
обманчива,
непостижима
и порождает
экзистенциальный
страх. И как
оправдание
этого страха
– маскированная,
вся в чёрном,
гостья, незваная,
словно сама
судьба, является
на именины
к рассказчику.
В
замкнутой
цитадели
прошлого, –
ведь дом – это
воплощённое
прошлое, – оба,
именинник и
пришелица,
предоставлены
самим себе.
Не в силах
противиться
демоническому
шарму самозванной
подруги, повествователь
ещё не догадывается,
что его страх
и трепет – не
что иное, как
страх перед
роком, другими
словами, страх
перед женщиной,
ведь пол, – это
тяжкий долг.
Страх, а не
вожделение,
тотчас подавляемое,
господствует
над его переживаниями,
страх, не отличимый
от страха смерти.
Вдоль перил
наверх, по
ступеням лестниц,
истоптанных
поколениями,
мимо обиталищ,
населённых
тенями, вцепившись
в послушную
руку жертвы
костлявой
рукой, судьба,
которая явилась
в образе женщины,
облачённой
в траурный
шёлк, страстной
и нетерпеливой,
увлекает за
собой. И сон,
сразивший
любовников
после объятий,
нашёптывает
автору сюжет
этой короткой
повести.
|